Знаменитого танцовщика печалит, что балет больше не в авангарде российского искусства
Еще с 80-х годов прошлого века Андрис Лиепа известен не только как сын гениального танцовщика Мариса Лиепы — имя Лиепы-младшего гремело на весь мир. И до сих пор гремит: он занимается реставрацией и постановкой дягилевских балетов, открывает новые имена, организует детские шоу и вообще всегда занят. О том, как поменялся балет за последние 30 лет, Лиепа рассказал корреспонденту «Смены».
Цена искусства
- Андрис, недавно вы сказали, что профессия танцовщика в России становится непрестижной. С чем это связано?
- Раньше это была элитарная профессия, которая очень ценилась государством. Например, мой отец, народный артист РСФСР, получал 500 рублей в месяц — наравне с директором большого завода. Да и звания народного артиста и лауреата Ленинской премии давали очень много привилегий. Сейчас же любой артист балета абсолютно бесправен. Зарплата такая, что семью с трудом прокормишь. Порой речь идет о 15 тысячах рублей.
- Можно ли сказать, что балет, как и наш кинематограф, переходит на коммерческие рельсы, превращаясь из вида искусства в обыкновенный продюсерский проект?
- За эти сто лет балет вообще ушел из разряда популярных видов искусства. Он почему-то несовременен.Раньше ведь не было ни кино, ни такого развитого театра — существовали интересные постановки, но с балетом они не шли ни в какое сравнение. То, что люди видели в балете, ошеломляло их, возбуждало, как сейчас народ возбуждают ужастики или боевики. Я, когда перед спектаклем выхожу на сцену, иногда спрашиваю людей: «Вы на «Аватар» ходили?» Они мне дружно кричат: «Да, ходили!» А ведь балет «Шахерезада» был гораздо круче, чем ваш «Аватар», — я абсолютно серьезно! Люди, приходившие на дягилевские спектакли, понимали, что ничего подобного они еще не видели и вряд ли увидят. Балет раньше шел в авангарде всех остальных искусств — он ценился выше, чем труд художников, музыкантов, композиторов. А сейчас он считается искусством, скажем так, отстающим. Заметьте, нынче практически никто не пишет музыки для балета — все пишут для кино.
Отец всегда был примером
- И таких открытий, как во времена дягилевского балета, сейчас нет…
- Вот мы приезжаем куда-то с «Русскими сезонами», у нас балеты хорошие, но они отреставрированные, понимаете, с налетом времени. Это те же балеты, что когда-то миру показывал Дягилев, только он был революционером и своими спектаклями взрывал умы зрителей, а мы — нет. В этом диссонанс.
- А как изменилось отношение танцовщиков к своему делу?
- Знаете, сильно изменилось. Взять хотя бы динамику последних тридцати лет. Расскажу такую историю. Я сейчас еще и продюсер: на средства из Фонда Мариса Лиепы организовываю вечера, посвященные Майе Плисецкой. И перед гастролями все артисты договариваются о гонорарах. Вдруг одна балерина заявляет: «Я за ваши три тысячи евро не поеду!» Если бы мне когда-то предложили поучаствовать в концерте, посвященном Плисецкой, я бы бесплатно поехал и свои бы деньги отдал, только бы станцевать! Эта молодая особа, которая отказалась поехать, у нас, конечно же, больше не работает. Тогда танцевала другая девушка, очень хорошая, и Майя Михайловна ее похвалила. Эта похвала гораздо дороже, чем деньги. Я это к тому рассказываю, чтобы вы поняли: 30 лет назад такого демарша на почве денег просто не могло произойти!
- Когда вы ушли с большой сцены, став продюсером и режиссером, тяжело было перестроиться?
- В этом плане — без проблем. У меня перед глазами всегда был отличный пример — мой отец. Я всегда старался равняться и на Сергея Дягилева — он не мог сам танцевать, зато помогал это делать другим. Кстати, у меня нет собственных денег на осуществление тех проектов, которые я задумываю. Я всегда ищу спонсоров. Думаю, Дягилев точно так же существовал — никогда не был меценатом своих собственных спектаклей. Его называли виртуозом займов — это тоже талант. А когда он умер, денег не оказалось даже на похороны. Дягилева хоронили Коко Шанель и Серж Лифарь. Но после него осталось множество костюмов, декораций, эскизов, права на музыку. Жаль, не было родственников, кому бы все это досталось.
Танцевать можно и в 70
- Наверное, каждый танцовщик стремится, насколько это возможно, продолжить свой творческий век? У вашего отца даже книжка была «Я хочу танцевать сто лет».
- Сто лет танцевать у отца не получилось, но всей семьей сейчас добираем. У него было 20, у меня — 15, теперь моя сестра Илзе еще старается. И по поводу творческого века отец еще говорил: «Танцевать можно сколько хочешь — смотреть уже нельзя!»
- Потому что душа болит?
- Потому что это балет! Потому что это искусство молодых, как и спорт. Если ты не видишь результатов, то выпадаешь автоматически. Не смог прыгнуть два метра — все. Посмотрите на олимпийскую чемпионку Елену Исинбаеву. Казалось, не будет пределов ее победам. Она вроде бы и собирается точно так же, и работает, может, в два раза больше, а элементарную высоту, которую когда-то брала в два счета, уже взять не получается.
- Но танцует же Плисецкая!
- Таких уникальных личностей еще поискать… В свои 87 она выходит и поражает зал. Я как артист могу сказать: это магия. На концерте, например, выступают балерины, танцуют, танцуют, им хлопают, а выходит Майя Михайловна, делает два поклона, народ встает и 15 минут аплодирует просто тому, как она кланяется.
- Сами вы когда танцевали на большой сцене в последний раз?
- Это было в Риме в 2005 году.
- А у станка занимаетесь?
- Конечно, каждый день по часу. Даже если уходишь со сцены, физические нагрузки, пусть минимальные, необходимы. Не столько для тела, сколько для души — мы же без этого не можем.
Анна ЖАВОРОНКОВА
