Среди многочисленных деяний народного артиста России Андриса Лиепы, блестящего танцовщика, одного из премьеров мировых балетных сцен на рубеже 80–90-х, успешного хореографа, постановщика балетов, опер и всевозможных шоу, продюсера, работающего во всех жанрах, вплоть до кино и цирка на льду, осуществление проекта «Русские сезоны XXI века» – пожалуй, достижение самое значимое.
Всем известно, как в начале XX века Париж сходил с ума от «Русских сезонов» Сергея Дягилева. В 2009 году, в столетнюю годовщину «Русских сезонов», сын знаменитого Мариса Лиепы Андрис Лиепа заставил Париж замереть вновь, показав на сцене легендарного театра Champs-Élysées первые воссозданные балеты великих предшественников – «Синий Бог», «Шехерезада», «Тамар», «Болеро». Сегодня в рамках проекта воссоздано 10 балетов, среди которых «Послеполуденный отдых фавна», «Павильон Армиды», «Жар-птица», «Петрушка», «Шопениана», «Половецкие пляски». Ежегодно премьеры показывают в Париже, кроме того, артисты гастролируют со спектаклями по миру и по России.
Сегодня Андрис Лиепа отвечает на вопросы корреспондента «Файла-РФ».
– Андрис, когда Вы задумывали воссоздание дягилевских сезонов, чем прежде всего руководствовались? Всё ли получилось? Какие дивиденды принесло это стране?
– Конечно, нам хотелось показать миру шедевры, созданные Дягилевым 100 лет назад. К сожалению, сохранилось не всё, и то, что сохранилось, дошло до нас не в полном объёме. А интерес к этим спектаклям в мире велик, мне приходилось видеть их в исполнении иностранных трупп, и должен сказать, что из этих постановок уходит русский дух. Мы с худруком Кремлёвского балета Андреем Петровым привезли в Париж спектакли в исполнении звёзд балета Николая Цискаридзе, Илзе Лиепы, Ирмы Ниорадзе, Ильи Кузнецова, Марии Александровой в декорациях Бакста, Головина, Рериха, Бенуа, восстановленных Анной и Анатолием Нежными. Над проектом работаем в течение 18 лет, и для нас очень важно, что вот уже три года подряд нас приглашают в Париж. Спектакли показываем на сцене театра Champs-Élysées, открывшегося в 1913 году «Весной священной».
На столетний юбилей театра мы готовим оперу-балет «Золотой петушок» с фантастической музыкой Римского-Корсакова, в декорациях Натальи Гончаровой и хореографии Михаила Фокина. Надеемся, что эту постановку увидят и зрители Детского музыкального театра имени Н. И. Сац, в котором дети часто попадают на современные детские оперы и мюзиклы, а классических спектаклей не видят. И мы с директором театра Георгием Исаакяном решили показать детям «Петрушку» и «Жар-птицу», за сто лет зарекомендовавшие себя в качестве классики. Я ставил эти спектакли в Мариинском театре, в Риме и Флоренции, в Марселе и Дрездене. Мне очень хотелось, чтобы взрослые, которые приведут детей, получили бы частичку великолепного столетнего русского успеха, который тогда был абсолютен, а сейчас это своего рода ремейки современных хореографов и артистов. Считаю, что спектакли «Жар-птица» и «Шахерезада», дягилевские хиты 1910 года, как самые долго идущие можно помещать в Книге рекордов Гиннеса.
– Скажите, а как парижане воспринимают спектакли? Противников или разочарованных нет? И что пишет французская критика?
– На Западе зритель голосует кошельком, в театре 1700 мест, и билеты на все спектакли распродаются на сезон раньше. Так, на следующий сезон у нас уже продано более 2000 билетов, так что для второго и третьего сезонов нам пришлось выпускать афиши с пометкой «все билеты проданы». А балетных критиков в связи с кризисом все крупные газеты убрали. Обходятся без них. Но мы по договорённости с промоутерами перед спектаклями имеем свою страницу в «Фигаро», а публика аплодирует обычно стоя. В Париже удивительная публика, любовь к балету в ней заложена генетически и передаётся из поколения в поколение. К сожалению, у нашего зрителя, который хочет ходить в театр, нет денег. Исчезла даже та прослойка интеллигенции, которая ходила в театр в советские времена, билеты по цене от 1 руб. 50 коп. до 3.50 – в области фантастики. Сейчас другие люди ходят на балет, я вчера был в Большом театре – публика светская, хорошо одетая, но совсем другие глаза. Ходят только для того, чтобы засвидетельствовать, что они были в Большом театре, а балет – это искусство, которое надо смотреть часто. Вот в Париже наши партнёры по проекту даже просят воскресные спектакли начинать в 5 часов, чтобы на них могли прийти родители с детьми. А вечерние спектакли начинаются в 8–8.30, билеты стоят от 15 до 89 евро.
– Вы были первым советским артистом, которому разрешили работать в зарубежных труппах, работали с Михаилом Барышниковым, Рудольфом Нуреевым, Морисом Бежаром. Сотрудничество с кем из них стало для Вас откровением?
– Знакомство с Рудольфом Нуреевым, конечно, было для меня большим событием в жизни. Случилось так, что в 86 году на гастролях один из его близких друзей передал мне его приглашение на премьеру «Золушки». Нуреев был тогда директором Гранд Опера и в Пале Гарнье у него шёл спектакль. Но руководство идти мне запретило, и тогда я получил приглашение прийти после спектакля на ужин к Нурееву. Сделать это было непросто. Часов в 10 вечера я вышел из отеля якобы прогуляться, сел в присланную за мной машину и тайно приехал в гости. Это был уникальный момент в моей жизни. Нуреев показал мне тогда впервые отснятый на пленку «Послеполуденный отдых фавна», а также «Аполлона Мусагета» в постановке Баланчина, удивительные кадры из «Свадебки» Стравинского. Дома у него дома стоял Betacam – профессиональная аппаратура, которую я никогда не видел в частном владении. У него была шикарная квартира напротив Лувра, где стоял орган, были экзотические картины и скульптуры. К сожалению, квартиру эту потом продали.
Позднее Рудольф приезжал в Москву по личному разрешению Горбачёва, тогда такие визиты были запрещены. Ему разрешили проститься с умирающей матерью, и на обратном пути из Уфы он приходил к нам домой. Помню, подписал свою книгу, которую отец тайно привёз с каких-то гастролей. И так случилось, что потом, когда мы с моей партнёршей Ниной Ананиашвили приехали в Нью-Йорк танцевать в труппе Баланчина, Нуреев познакомил нас с Михаилом Барышниковым. Так у меня появилась возможность через полтора года прийти к Барышникову и попросить взять меня на работу в American ballet.
– Чему Вас учил отец? Могли бы назвать три неписаных правила, неукоснительного исполнения которых от Вас с сестрой требовал Марис Эдуардович?
– Все правила высказаны в его книге. Он говорил: «Упрекать меня можно за многое, но никто никогда не упрекнёт меня за моё отношение к работе». В искусстве он всё делал по максимуму, отдавался роли на сто процентов. Подчёркивал, что в балете не может быть ничего второстепенного, начиная от грима и кончая цветом резинок на туфлях, они должны гармонировать с цветом трико. Отец всегда знал, в рамках хорошей схемы, что он делает на сцене, но при этом импровизировал. Он не повторял схему роли, ничего не делал механически, каждый его спектакль был уникален.
– Когда Вас спрашивают о состоянии российского балета, Вы говорите, что поводов для беспокойства нет. Так ли это? В советские времена на Запад бежали в поиске свободы, но и сегодня гастролёров хватает. И недовольства среди ведущих артистов не меньше, возьмите высказывания Николая Цискаридзе. Как Вы считаете, в связи с чем это происходит? Что вообще скажете о состоянии хореографической школы в России – сохраняются ли основы? Нужны ли перемены?
– Знаете, в театре при самой идеальной творческой ситуации всё равно есть артисты, которые чем-то или всем вообще недовольны. Мне довелось работать в не менее чем десяти мировых труппах, и я убедился, что в каждом театре своя метла и нет похожих директоров. Даже в труппе у Бежара, где работали исключительно по собственному желанию, были недовольные.
А то, что я работаю в России, наверное, говорит о том, что здесь вижу гораздо больше возможностей, чем на Западе. Даже сейчас, в кризисные времена, у нас есть меценаты, которые помогают нам, а не зажимают по причине того, что не приносим прибыли. Балет, как и опера, никогда не приносил прибыли, эти виды искусства всегда были субсидируемы государством.
А что касается нашей школы, как система воспитания талантливых детей она всё равно существует и обладает мощью бронепоезда, который едет, несмотря ни на какие лихолетья. Неважно, что происходит в политике, балет всё равно будет существовать. Вот после революции думали, что в первую очередь закроют балетные театры, а балет, как и космос, неожиданно стал флагманом социалистического строительства. Вспомните, сколько раз выезжала на балете и спорте советская идеология. Мне не очень импонирует то, что современная власть мало внимания обращает на культурное развитие общества, больше смотрят в сторону спорта. Спорт очень важен, но он никогда не был основой жизни, духовная составляющая всегда превалировала.
Честное слово, когда я слышу о суммах в 15 млн долларов, за которые покупают бразильского игрока, я думаю о том, что на эти деньги безбедно прожили бы 40 российских театров. И знаменитый Волковский театр в Ярославле, и театр в Нижнем Новгороде, которому требуется ремонт, в том числе. Мне хорошо известны проблемы провинциальных театров, мы ведь ездим не только на Запад, ежегодно гастролируем по десяти городам России.
– Вы работаете во всех жанрах, что же всё-таки превалирует? И как появился у Вас Бал Победителей в Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе?
– В 2005 году страна отмечала 60-летие Великой Отечественной войны, и у организаторов праздника для ветеранов возник вопрос, где устроить для них торжество после того, как они отдадут дань памяти у Вечного огня и примут парад на Красной площади. Я предложил пригласить ветеранов в Гостиный двор и провести Бал Победителей. Мне была памятна одна картина, на которой войска Петра Первого проходят через Триумфальную арку после победы в Полтавской битве. Победителям полагалось проходить через такую арку, и если её не было, строили временную из дерева или папье-маше, а потом увековечивали, если победа была серьёзной. Именно такая арка стоит на Поклонной горе рядом с Бородинской панорамой. И мы с художником придумали арку Победы в Гостином дворе, через которую должны были пройти все победители, приезжающие на 9 мая в Москву из разных концов России и из-за рубежа. Напечатали билеты, сделали декорации, но правительственные чиновники в итоге сказали, что им это не нужно.
9 мая я рассказал об этом инциденте на канале «Звезда», и на следующий день мне позвонили из Музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе и предложили устроить бал у них. Потом и меценаты нашлись. И вот шесть лет подряд мы делаем этот Бал победителей и уже два года приглашаем ветеранов со всего СНГ.
Нина Катаева
ежедневная электронная газета «Файл-РФ»
